сумасшедшего "дока" из американского фильма "Назад в будущее".
    Экзистенциально поставленная проблема несоответствия человека миру,
    мира человеку приобретает черты глобальности. На таком социальном
    фоне стоит ли удивляться помолодению суицида, интенсивности его роста
    и всеохватывающему характеру "черного феномена", вовлекающего в свой
    круг не только мыслящие существа, но и "неразумных" животных. Думаю,
    что все-таки удивляться стоит, необходимо, ведь даже от такого рода
    удивления рождается философия.
      На протяжении почти уже двух веков неподдельное удивление у
    философов, культурологов и социологов вызывает ряд загадочных
    суицидальных констант, в числе которых преимущественно сознательный
    характер самонасилия, а также стабильность сопровождающих
    самоубийство асоциальных факторов, к которым относят время дня, пол,
    возраст и сезон совершения насильственного деяния.
      С того момента как измерение интенсивности суицида стало частью
    демографического знания, суицидологи различного толка вынуждены
    констатировать, что разные эпохи существования человечества имеют
    почти постоянный процент лишающих себя жизни в состоянии сумасшествия
    или невменяемости — 17—20% от общего числа добровольных смертей,
    тогда когда жертва самонасилия, не обремененная ни какой-либо
    психопатией, ни сложными обстоятельствами личной жизни, ни порочными
    склонностями, годами вынашивает зловещий замысел самовольного ухода
    из жизни и, дождавшись подходящего по ее расчетам момента, немедленно
    претворяет его в жизнь. Видимо, именно эта особенность суицида
    побудила современных медиков, микробиологов, химиков-органиков, а
    также психиатров-практиков искать в человеческом организме
    "вещественное" подтверждение скрытой предрасположенности к
    самоубийству, что повлияло на обнаружение специфики влияния на мозг
    человека понижения уровня содержания в нем серотонина в качестве
    своего рода "предсказателя" суицидального поведения. Однако сами
    исследователи в лице, например, ведущего специалиста в этой области
    профессора психиатрии Колумбийского университета Дж. Манна, были
    вынуждены констатировать, что на протяжении всей человеческой
    эволюции уровень серотонина поражает своими стабильными показателями.
    Понижение уровня его содержания в клетках мозга недостаточно для
    научного предсказания суицида, так же как и использование этого
    вещества в клинических целях по меньшей мере проблематично, ведь
    "успеха" добиваются, как правило, по мнению ученого, те самоубийцы,
    которые "заботливо планируют" самонасилие, а не импульсивно
    действующие личности с разбалансированной нервной системой. Поэтому
    серотонин может выступить в качестве "фактора риска", но не в
    состоянии кардинальным образом повлиять на раскрытие "печальных
    секретов" данного явления. Не только такое новое направление, как
    нейробиология, но уже достаточно давно и медицина и психиатрия
    пытаются дать четкую дефиницию понятию "сознательный суицид".
    Считается, что сам термин "суицид" стал использоваться суицидологами
    с момента опубликования в начале нынешнего века знаменитого
    исследования-эссе о самоубийстве французского социолога Э. Дюркгейма,
    сосредоточившего свое внимание в основном на сознательном характере
    феномена.
      Сегодня суицидологи, как правило, определяют сознательный суицид
    как результат проявления дееспособной воли, когда страдающим лицом
    является сам активно действующий субъект, знающий об ожидающих его
    результатах и сознательно выполняющий план насилия. Перед нами, таким
    образом, обнаруживает себя феномен особой болезни сознания, для
    которой еще не придумано медицинского термина, но именно по этому
    своему показателю он становится объектом пристального внимания
    философов, социологов и даже политиков.
      Исторические корни явления сознательного суицида обнаруживают не
    только социально-философские, но и политико-правовые аспекты
    рассмотрения этого феномена. История человечества (известная нам по
    разным источникам материального и духовного характера) доносит до нас
    различные трактовки сознательного суицида. С очевидной
    определенностью можно выделить существование ритуального самоубийства
    на Востоке (харакири и сати), понятие о суициде как о "легкой" и даже
    "приятной" смерти периода родо-племенных отношений и некоторых этапов
    античной истории, а также понятие о греховности самоубийства в рамках
    христианской культуры. Подобный разброс оценок приблизителен, так как
    даже в рамках названных культурных ареалов существовали диаметрально
    противоположные оценки этого деяния не только с этической, но и с
    политико-правовой точки зрения.
      Любопытно, что уже в XXв. периодически происходит возврат к
    наиболее архаической форме "старческого альтруизма" (самоубийство
    стариков, человеческие жертвоприношения в древних обществах) ,
    например в трудах знаменитого русского микробиолога и геронтолога
    И.И. Мечникова, при постановке проблемы эйтаназии современными
    медиками-онкологами.
      В газете "Совершенно секретно" (№ 10. 1996; № 2. 1997) были
    опубликованы материалы с характерными названиями: "Доктор смерть" —
    об американце Дж.Кеворкяне, враче, помогающем безнадежно больным
    "легко" уйти из жизни, и "Майданек на дому" — отклики читателей на
    статью о докторе-убийце. Подборка писем указывала на дифференциацию
    мнений читателей по затронутому вопросу. Даже учитывая
    тенденциозность преподнесения материала любым средством массовой
    информации, нетрудно предположить достаточное количество откликов как
    "за", так и "против" эйтаназии не только в нашей стране, но и в мире.
    В подтверждение этой мысли можно констатировать, что в сентябре 1996
    г. впервые в истории человечества на законных основаниях позволили
    умереть больному раком простаты в Австралии, в одном из своих штатов
    легализовавшей такого рода стороннее вмешательство.
      Экскурс в историю проблемы позволяет сделать вывод, что именно
    христианский взгляд на смерть и человеческую свободу привнес нечто
    совершенно новое в оценку суицидального акта (излишне напоминать о
    важности влияния христианских ценностей на современную культуру на
    протяжении всего последнего тысячелетия), по сравнению с восточным
    ритуалом или античным чувством собственного достоинства (особенно в
    форме политического самоубийства эпохи римских императоров). Вместе с
    правом на абсолютную индивидуальную свободу человек в христианском
    мире получил и особую форму искушения этой свободой — искушение
    смертью по своему разумению с большей силой, чем в античные времена,

Разместил: Гость Прочитано: 12674